– И что?
– Доктор, только что, при входе в прокуратуру, тебя опознали как участника нападения. Я думаю, что вы были там оба. Но Дым Дымыча не узнали. А тебя узнали. Слишком ты человек заметный.
– И потому же меня легко спутать с другим таким же заметным человеком. Элементарный закон логики. Когда видят на улице дворняжку, говорят просто – собака. Если видят породистую собаку с характерной внешностью, то называют породу. Вот и все.
Оленин не торопился. Он обрел спокойствие и даже имел желание улыбаться. Заметно было, как он себя сдерживает.
– Тогда скажи мне, где ты находился вчера с десяти вечера до двенадцати ночи.
Доктор откровенно хохотнул.
– Бога ради… В это время я проводил оперативное совещание на конспиративной квартире ФСБ со своими людьми. Их я тебе не назову, потому что тебе их знать не положено, даже если учитывать твою должность. Кстати, совещание проходило в присутствии заместителя начальника областного управления ФСБ полковника Мартынова. Для тебя, я думаю, хватит только одного этого свидетеля.
У Оленина раскрылся рот. Он не сразу смог отойти от окрыливших его надежд – Николай Сергеевич уже почти видел себя сотрудником Интерпола взамен попавшего под суд Гагарина – и спуститься на землю. А потом просто упал на нее.
– И Мартынов подтвердит это?
– Позвони ему.
Оленин достал из стола служебный телефонный справочник, нашел нужную страницу и, придерживая пальцем строчку, чтобы не потерять, набрал номер.
– Здравия желаю, товарищ полковник. Вас беспокоит областная прокуратура. Старший следователь по особо важным делам Оленин. Извините, у меня к вам есть небольшой вопрос. Вы вчера встречались с Виктором Юрьевичем Гагариным? В какое время? Нет-нет… Я не пытаюсь вмешиваться в ваши оперативные разработки. У нас тут дело об убийстве… Один из участников нападения на таджиков был похож на Гагарина. И свидетели – два таджика – опознали его. Издали видели… Да, он здесь. Минутку.
Оленин выглядел почти испуганным, когда протягивал трубку Доктору Смерть.
– Добрый день, Алексей Алексеевич. Да. Я вынужден был сказать и назвать вас. Никого больше. Это не его ума дело.
Это было уже откровенным оскорблением и унижением следака. Сохатый молча посмеивался.
Оленин снова взял трубку.
– Да, товарищ полковник. Да. Я понял. Спасибо.
Положив трубку, он минуту не мог поднять глаза на собеседника. Наконец сумел взять себя в руки.
– Извини, Доктор.
– Мы можем идти?
– Ты – можешь. А с Дым Дымычем я хочу еще поговорить. У нас есть тема для разговора.
– Он работает у меня телохранителем. Так что, если ты не возражаешь, я поприсутствую и подожду его.
Овчинников хотел что-то возразить, но Николай Сергеевич посмотрел на Сохатого и торопливо сказал:
– Хорошо. Это не большой секрет.
– Слушаю, – Дым Дымыч протянул пустую чашку в сторону капитана. Овчинников вынужденно, как человек вежливый, хотя и не официант, встал и взял чашку. – Налей-ка мне еще…
– Дым Дымыч, чем ты занимался вчера с десяти до одиннадцати? Я знаю, что ты вчера, мягко говоря, пьянствовал. Не сообщишь ли, с кем?
Сохатый молчал долго.
– У тебя есть основания спрашивать меня? Я – подозреваемый?
– Не так, чтобы очень… Но прошу тебя по-дружески мне ответить.
– У меня были гости.
– Феня?
– Нет. Она вчера напилась и весь вечер меня доставала. Пару раз я с ней поговорил, а потом просто перестал брать трубку.
– То есть ты не отвечал вчера вечером на звонки?
– Я не отвечал только на ее звонки.
– Как ты определял…
– Я еще вчера утром поставил себе аппарат с определителем номера. Вовремя.
– А кто был у тебя? Эти люди могут подтвердить?
Сохатый опять выдержал паузу.
– Один – может. Набирай номер…
И он продиктовал цифру за цифрой.
– Кого спросить? – быстрым шепотом сказал Оленин, потому что трубку, похоже, взяли сразу.
– Хавьера.
У Оленина опять округлились глаза.
– Алло. Мне Хавьер нужен… – все же перед уголовными авторитетами он не робел, как перед заместителем начальника областного управления ФСБ и голос звучал хоть и вежливо, но твердо и властно. – Из прокуратуры. Старший следователь по особо важным делам Оленин. Да… Здравствуйте. Нет-нет… У меня к вам только один вопрос. Где вы вчера находились в период с десяти вечера до двенадцати ночи? Я знаю, что в гостях. Этот человек сейчас сидит у меня. А кто еще с вами был? Вот как? А вы знаете, что он в розыске? Да… Я понимаю… Спасибо. До свидания.
Теперь долгий взгляд на Сохатого.
– Так ты с Саидом общаешься? А по какому поводу такая теплая встреча?
– Саид меня хотел в телохранители нанять. Его азеры достают.
– А ты?
– А меня несколькими часами раньше нанял Доктор.
– Ты знаешь, что Саид в розыске?
– А почему я должен знать, кто в розыске, кто в зоне… С Хавьером мы старые приятели. Он мне помог когда-то… Вот и привел Саида ко мне. Там еще его «бык» хотел компанию составить. Так я его оставил в подъезде отдыхать… Саиду моя демонстрация понравилась. Он меня очень уговаривал…
– А Саид может подтвердить твои слова? – спросил Овчинников так невинно, словно с дурачком общался – выложь да положь ему адресок…
Дым Дымыч даже не ответил на идиотский вопрос.
– У меня к вам официальная просьба Интерпола. Если есть необходимость, я могу изложить все в письменном виде. До определенного времени – еще около недели – я попрошу вас не трогать Саида, даже если он сам к вам придет.
– Мы бы тронули, только где его найти, – усмехнулся Овчинников.
– Вопрос исчерпан? Мы можем идти? – снова спросил Доктор.
– Не совсем… – теперь Оленин посмотрел на Сохатого совсем грустно. – Есть у меня к Дым Дымычу еще претензии. Тебя опознал эстонец, один из тех, кого ты вчера в кафе избил.
– Избил, – согласился Дым Дымыч. – Ну и что?
– Мне не хотелось бы тебя, командир, по двести шестой привлекать, но майор Асафьев привез в машине этого парня. Как-то надо выкручиваться. Мысли есть?
– Естественно. Иначе – для чего у меня голова. Я защищал свое человеческое достоинство. Меня провоцировали на драку. Оскорбляли мои национальные чувства и страну, за которую я воевал.
– Ты превысил необходимые меры самозащиты.
– Ничуть. Одного я ударил рукой в печень…
– И сотворил ему внутреннее кровоизлияние. Парню сделали операцию, и он приехать посмотреть на тебя не смог. А второго на всю жизнь отметил…
– Второму я стукнул чашкой из-под кофе в лицо.
– Ты его изуродовал.
– Я вынужден был выводить его из строя, потому что он был с пистолетом.
– С пистолетом?
Оленин достал из стола папку с документами.
– Пневматический пистолет… – прочитал он.
– А откуда мне было знать, что у него не боевое оружие? Но – заметь! – я даже оружие у него не отобрал. Только ударил и пошел гулять в парк.
– Ты не отобрал оружие потому, что понял – это пневматика. Ты, с твоим-то опытом…
– Докажи…
Оленин только покачал головой с легкой улыбкой. Цель засадить Сохатого он перед собой не ставил.
– И как прикажешь вести это дело?
– Я бы на твоем месте возбудил дело против эстонцев за хулиганство, – сказал в разумье Доктор Смерть. – А то, что они пострадали, – просто напросились…
– Наверное, я так и сделаю… – Оленин встал, показывая, что разговор окончен. – Володя, проводи гостей. А то…
– А то их не выпустят отсюда… – закончил за него Доктор Смерть.
Мрачный и расстроенный, Оленин поехал обедать, как всегда, домой. Татьяна уже ждала его. Накануне вечером разговор у супругов не клеился. Всему виной тот ночной звонок Дым Дымыча, когда в командира стреляли. Татьяна заочно недолюбливала Сохатого и обещала, что у мужа могут быть из-за того большие неприятности по службе. А она знала толк в разного рода интригах. И могла предположить любые варианты.
Сегодня, в ожидании триумфа, Оленин знал, как примириться с супругой. Он даже представлял себе, как с красочными подробностями, вроде бы и не хвастаясь, но удачно определяя свою выгодную роль, расскажет жене, как арестовал Доктора Смерть и Дым Дымыча. Откуда-то была в нем уверенность, что свидетели опознают обоих. Дым Дымыча было, честно говоря, жалко. Что же касается Доктора, то тут вопрос гораздо сложнее. Раньше, по предыдущим встречам, он нравился Оленину. Но откровения майора Асафьева заставили Николая Сергеевича увидеть в Гагарине скрытого противника. Может быть, Гагарин даже знал о том, что Николай Сергеевич обращался дважды в службу Интерпола с предложением о сотрудничестве. Не исключен и такой вариант, что именно Гагарина попросили собрать сведения об Оленине. И эти сведения решали вопрос – нужен ли международной полиции такой сотрудник? Гагарин, должно быть, почувствовал в нем соперника, и сведения собрал соответствующие. Попросту подтасовал и по-своему интерпретировал факты. Потому в первый раз обращение старшего следователя вообще не заметили, а во второй раз ответили вежливым отказом. Причем откровенно обманули. Это же можно квалифицировать как оскорбление, как недоверие. Конечно! А как сегодня он вел себя в кабинете? Просто вызывающе…