Глава 9
Утром Дым Дымыч поднялся рано.
С Седым следовало разобраться предельно быстро, чтобы тот не успел еще что-то накопать. По доброму-то, следовало произвести разведку, присмотреться, выяснить источник информации. Но времени на такую тщательную работу нет. Потому действовать пришлось, как в армейской разведке во время боевых действий – на импровизации.
Беломор принес ночью фотографию Седого, домашний адрес, адрес офиса фирмы стукача, данные на машину. Кроме того, в бумажке указывалось время, когда объект гуляет с собакой утром и вечером, время, когда он приезжает в офис, время, когда отправляется на обед, и места, где предпочитает обедать. Фотография была цветная, явно сделаная «мыльницей» – качество неважное. Седой – парень лет тридцати – стоял перед подъездом и держал на поводке кривоногого красноглазого бультерьера. Он, похоже, очень гордился своим четвероногим другом и собственным сходством с ним. Но Сохатый хорошо знал, что гордиться здесь нечем. Бультерьеров он не боялся, зная, насколько это плохая защита для хозяина. Это не преданная немецкая овчарка и даже не злобный кавказец. Бультерьер любит лишь себя и обижается только тогда, когда обижают его лично.
Кто-то из людей Хавьера постарался на славу – добыл необходимую информацию в предельно короткий срок. Было бы просто замечательно, если окажется, что этот «кто-то» при таких темпах выполнения задания сумел еще не насторожить объект внимания.
Проработку путей подхода Дым Дымыч начал именно с прогулки клиента с собакой. Хотя и знал по опыту, что первый вариант в большинстве случаев становится не самым приемлемым.
Машина оставалась на стоянке. Сейчас, когда Оленин что-то подозревает, лучше бы не рисковать и не ездить с оружием на своем транспорте. Поэтому Дым Дымыч забрал из тайника пистолет «ТТ» с глушителем и отправился к дому Седого на первом утреннем троллейбусе. Погода позволяла ходить по городу в легкой куртке, и пистолет за поясом прятался легко.
Большой двор полнометражного дома. Посреди двора скверик, огороженный низким штакетником. Кусты. Но не густые. Скамейки. На одной из них Сохатый и занял позицию, прикидывая, где в этом дворе обычно выгуливают собаку. Высчитал. Но здесь он совершил ошибку. Не учел, что дом достаточно большой и собак во дворе много. Уже через десять минут стали открываться двери подъездов. Люди выводили собак или собаки выводили людей – трудно правильно сориентироваться. И гуляли они как раз в этом скверике, который облюбовал себе Дым Дымыч для наблюдения.
Вот и Седой тоже вышел со своим бультерьером.
И… И с ним какой-то тип. Этих ребят Сохатый легко выделяет из толпы, на насупленной роже написано – охранник. Присмотришься внимательно, ветер прижимает полу пиджака и обрисовывает кобуру. Выходит, Седого кто-то предупредил. Предупредить его могли только из дома Хавьера. Или в результате неосторожного сбора сведений, или намеренно, что тоже исключить нельзя.
Присутствие охранника не смутило бы Сохатого. Но стрелять сейчас, когда собаководов куча, когда собак куча – нелепо. И Дым Дымыч решил уйти, пока на него не обратили внимание. С Седым встречаться лучше в другом месте. И совершенно ни к чему показывать ему свое лицо раньше времени.
Теперь следует провести рекогносцировку около офиса и в самом офисе. Возможно, там будет работать легче. Но пока все офисы закрыты – рано. Надо убить время. Можно сходить куда-то позавтракать. Дома продукты есть, но идти домой с пистолетом ни к чему. Кто знает, что на уме у старшего следователя Оленина после вчерашней неожиданной встречи с Феней. Надо найти что-то здесь.
Сохатый прошелся неторопливо по улице, забрел в парк, посидел на скамейке, дожидаясь открытия магазина, где можно проглотить в кафетерии бутерброд. Когда время, по его расчетам, подошло, он снова вышел на ту же улицу, вовремя вспомнил, что в булочной, рядом с трамвайной остановкой, продают горячую пиццу, и направился туда. Но рядом с булочной обнаружил мини-кафе, которое раньше не видел. Видимо, заведение открыто совсем недавно. Двери оказались распахнуты – работает. Он зашел.
Помещение, больше напоминающее комнату тесной квартиры-хрущевки. Стойка с двумя прыщавыми девчонками за ней, ни одного столика со стульями, только продолжение стойки вдоль двух стен, чтобы было куда локти поставить и между ними – чашку кофе и бумажную тарелку с бутербродами. Четыре посетителя. Двое делового вида, уверенные в себе, пили кофе. Еще двое – по отдельности – опохмелялись в разных углах.
Сохатый взял чашку кофе и три бутерброда с ветчиной. Расплатился, подмигнул прыщавой продавщице и устроился рядом с теми двумя, что выглядели поприличнее. Неожиданно Сохатый услышал нерусскую речь. Один что-то сказал другому. По произношению Дым Дымыч понял, что парни – прибалты. Да и по типу лица догадаться было нетрудно. Скорее всего эстонцы. Рослые, сильные, широкоплечие.
Второй ответил первому, и парни рассмеялись. Потом тот, что повыше и поздоровее, повернулся, оглядел тесный зальчик, презрительно скривил большой рот и сказал с сильным акцентом, похоже, умышленным:
– Ну и свинарник здесь…
– А в этой стране, – добавил второй, – только такие свинарники и есть…
Первый согласно закивал, сказал что-то по-своему и добавил уже по-русски:
– Какие люди, такое и все остальное…
Парни могли бы обсуждать свое отношение к России и на своем языке. А раз обсуждали это умышленно громко и по-русски, следовательно, они усиленно напрашивались на скандал. Сами напрашивались. Обдуманно. С чувством собственного глупого превосходства. Обычная необоснованная завышенность самооценки, свойственная мелким нациям.
Двое опохмеляющихся мгновенно оценили ситуацию – торопливо проглотили свою выпивку и друг за другом выскользнули за дверь. Прыщавые девушки за стойкой не реагировали. Похоже, сыром от пиццы уши залепили. А Сохатый реагировать права не имел. Он судорожно вздохнул, пытаясь подавить гнев.
Парни повернулись к нему, один откинул полу куртки. Демонстративно откинул, чтобы видно было кобуру и торчащий из нее пистолет.
Дым Дымыч мысленно усмехнулся. Он сразу заметил в рукоятке место, где вставляется баллон со сжатым газом, – пневматикой пусть детей пугают, даже если эта пневматика и американская. Он мог бы точно так же откинуть полу своей куртки, но делать этого не стал. Допив кофе, Сохатый взял левой рукой тарелку с чашкой и двинулся мимо парней, якобы убирая за собой посуду. Правая рука висела свободно и расслабленно.
До последнего момента Сохатый не знал, что произойдет дальше. Здравый смысл, более того – зрелый профессионализм подсказывали ему, что лучше уйти. Не для разборок с незнакомыми прибалтами он вышел сегодня из дома. Ему казалось, что он передвигается очень медленно, не передвигается даже, а словно плывет над полом – так, по нарастающей, вскипала в нем ярость и вспышками в мозгу промелькнули обрывки воспоминаний из его прошлой жизни…
Сохатый остановился под насмешливым взглядом парней. Каждый из них на полголовы выше.
– Ребята, я за Россию, за русских, очень много крови пролил. И своей, и чужой… – сказал он тихо и вроде просяще, почти что виновато, но в действительности с трудом сдерживаясь, чтобы не перейти на истеричный крик, вообще-то ему не свойственный.
И тут же правая рука сработала сама. Ладонь развернулась; кверху пальцы, разминаясь, сделали какое-то берущее движение, потом напряглись и ударили, входя в расслабленный живот первого – прямо под печень. А большой палец надавил сверху. Этот удар умеют наносить очень немногие. Сам Сохатый долго осваивал его. Называется он – защип печени.
Парень, не издав ни звука, осел на пол. Сильнейший болевой шок вызвал потерю сознания. А Дым Дымыч, не раздумывая, со всей силой вмазал чашку в лицо второму парню, еще не успевшему осознать происшедшее. Круглая и глубокая метина останется у парня на всю жизнь. Чашка достаточно толстостенная, и никакая пластическая операция убрать такие шрамы не сможет.